Выглянул в коридор, полно людей, а в уголке сидит замечательный музыкант Эдельштейн. Я вспомнил и засмеялся.
Когда-то в восьмидесятом году в Свердловске было громкое уголовное дело. По нему проходили чиновники городской администрации, некто Еремин с грозным прозвищем «Каратэ»; замдиректора «Грампластинок», что на Первомайке Марик Фрадкин; начальник Ленинского следствия Гоша Чекуров; замначальника Ленинской уголовки Барщевский, известный коллекционер Сафронов и многие другие.
Были там и взятки, было мошенничество – полный букет. Все давали показания. И дело быстро обрастало фигурантами, друг друга вообще не знавшими, и уже в Обкоме забеспокоились и велели быстрее направлять дело в суд. Но колесо с ходу не остановишь. И заканчивая дело второпях, нацепляли еще людей.
А Женька Эдельштейн был известный в городе джазовый музыкант. Он играл в «Океане» и внешность у него была соответствующая. И вот звонит ему следователь на работу и говорит:
– Не могли бы Вы к нам подъехать, мне надо Вас опросить.
– Когда? – спрашивает Эдельштейн.
– «Да прямо сейчас, я вас надолго не задержу.
– А куда?
– А прямо сюда, на Репина, 4.
И вот Эдельштейн выходит из ресторана, ловит такси, называет адрес и говорит водиле: «Давай быстрее, тороплюсь!». Водитель посмотрел на него, как на дурака. И вот подвозит он его к тюрьме, следователь уже встречает, проводит его через проходную в следственные боксы, туда же поднимается конвой и в течение получаса, оформив все формальности и сняв с Эдельштейна очки, его, не заводя в карантин, кидают в камеру.
В камере 90 рыл. Лето. Жара. Все голые. Он без очков вообще нихрена не видит. И вот его спрашивают: «Ты откуда?». Он им честно отвечает: «Из ресторана». Камера грохнула. Прикинь, стоит маленький дерзкий слепой еврей и прикалывается! «А как сюда-то попал?». А Эдельштейн уже со злостью: «Как, как, да на такси приехал!» Ну там уже просто вой в камере! «А на такси-то зачем?!» «Зачем, зачем???… Торопился!!!»
Ну там уже смеяться не могли, просто скулили. Потом Женьке отвели шконарь и помогли ощупью его найти. И все относились с уважением. Еще бы, он на всю тюрьму был такой один.
Дали ему восемь лет. Какое-то посредничество в даче взятки. А вообще, срока были большие – до 14 лет. Меньше всех получил отец моего товарища, потому что за все время следствия не сказал ни одного слова.
– Как ты, спрашиваю?
– Ты знаешь, – отвечает, – мне это было необходимо.