…Северный Урал. Прохладное летнее утро. Вот-вот покажет себя светило. Птицы без устали щебечут не первый час. Дымка у реки рассеялась, оставив после себя сладкую влажность, трава пока не успела просохнуть, после полуночного ливня. И какого ливня! Суровое уральское низвержение водных масс. И вот, все это перед тобой. Бросишь взгляд из окна, и сердце замирает…
Зачем встал? Что хотел сделать? Все становится иллюзорным. На подсознательном уровне ты соединяешься с природой, вопреки тому, что конкретно сейчас, ты находишься в своем далеко не природном кондоминиуме. Вот на электрические провода сел птах цвета полыни. Ты не знаешь, как он называется, но песню его определишь из тысячи.
И вот ты уже вовсе не ты, а госпожа трясогузка. И не по своим человеческим делам, а по птичьим сейчас отправишься вдаль. Куда же она летит? Что ее побуждает? Ветра, по обыкновению, до полудня не наблюдается, и, преодолевая пересеченную местность, пташка отправляется на север. Пролетая над болотцами, такими ярко зелеными, над ельниками, неизменно темными, над вьющимися, быстрыми реками, что изрезали всю Россию вдоль и поперек, г-жа трясогузка мчится к подножию гор.
Ах, эти горы. Что за диво. И взберешься вдруг на гору, и оглядишься вокруг, и так горестно на душе, и так радостно. Отчего горестно – не знаешь, а сам стоишь, совсем маленький, на пике такой громадины, что дух захватывает. То Уральские горы, по-своему высокие, уникально неприступные.
Близится время обеда. Все в городе собираются есть, в то время как за лесным массивом, на востоке, происходят невиданные циклы, незаметные глазу случайного зрителя. Течет Сосьва. Горделивая, по летнему – мутная. После недавних паводков натащило грязи с предгорий. Но и это не уродует ее, отнюдь. Есть в этой мути что-то гипнотизирующее. Подойдешь к берегу – кинешь взгляд на воду, и оторваться не можешь. Так все бурлит, так пенится. Рычит, рвет, и, кажется, будто сейчас все, что вокруг, и тебя самого – поглотит, в миг, и дальше потечет, как прежде. Но не страшно, нет, чарующе. И даже рукой хочется прикоснуться, а взгляд оторвать совсем невозможно.
Вечереет. Уже позади те могучие воды, несомые с гор. Да и горы не близко. Так, в отдалении мороком видятся горделивые силуэты. А мы, тем временем – в уральском поле. В Диком поле. В бескрайнем поле. Промчит мимо какой то заяц, или не заяц вовсе, а кролик. А в след ему сизой молнией ворон, большой непомерно, нашему, городскому глазу непривычный. Каков красавец – как есть – эмблема русского поля. Взберешься на холм, и глазам не веришь. Стоишь на вершине ближайших полей, а все, что видишь – мерклые горы и те же поля. До горизонта. И дальше. Вот-вот сольется с землей небосвод. Встанешь подальше от дороги, от просеки. Стоишь, дышишь, мечтаешь. А мысли в голову не идут. Такова гнетущая мощь тех полей, что раскинулись от края до края.
Становится совсем поздно. Все ужинают в семейных кругах своих. И солнце прощальными алыми поцелуями откланяется, уступая место луне. Стоишь – смотришь в окно. А какой воздух. Переведя дух после такой прогулки, ничего не хочется. Просто смотреть. И вот речушка, и снова видится туман. А где то вдалеке течет Сосьва, а где то там, за церковными куполами стоят на вечном приколе горы. А между рекой и горами поля, сколько хватит глаз. И все это далеко, но все это так близко, и нужно простому обывателю. Непременно нужно, чтобы развеяться, чтобы не умереть в этой серой рутине. И все это в ваших руках, стоит лишь подойти к окну. Стоит лишь протянуть руку.