Лидер филармонического собрания Серова Марина Демчук вошла в состав делегации Свердловской области, направляемой для обмена опытом в филармоническое собрание города Судак Республики Крым. Впечатления Марины Адольфовны от поездки — в ее блоге
Часть 1
Часть 2
Часть 3
Часть 4
Часть 5
Часть 6
Два замечательных города, с которыми связаны ОЧЕНЬ давние воспоминания.
Феодосия – это в первую очередь Айвазовский и Грин. Или Грин и Айвазовский. Кому как. Айвазовский написал море так, что оно на картинах порой интереснее настоящего. Наверно, потому что в эти картины вплетены истории и судьбы людей, легенды, фантазии, мысли и чувства самого художника. Но на берегу с этюдником он точно не сидел, написано по памяти и впечатлениям. Да и как ты его срисуешь с натуры, когда оно все время меняется? Но чтобы ТАК написать море, надо, чтобы оно было у тебя в жилах вместо крови, сродниться с ним.
Грин тоже был человеком моря. Хотя по-другому. Странно: при всей одержимости путешествиями, приключениями, плаваниями он ходил только в каботажные рейсы, исключение – рейс в Александрию, который закончился списанием с корабля. По одной из версий – после ссоры с капитаном. По другой – из-за того, что страдал от морской болезни. Такая насмешка судьбы. Впрочем, вокруг Грина еще при жизни начали множиться легенды. Например, что он, будучи в плаванье, убил и ограбил некого англичанина, а потом выдал его сочинения за свои. К его же незадавшейся судьбе мореплавателя очень подходят его же собственные строчки насчет того, что «много ведь придется тебе в будущем увидеть не алых, а грязных и хищных парусов; издали – нарядных и белых, вблизи – рваных и наглых». Ну ведь ни с одним кораблем не сложилось. Просто поразительно, что человек, который жил и умер тяжело, оставил такие легкие, чистые, светлые и прекрасные строки…
Музей Грина в Феодосии. В прихожей на три стены карта страны Гринландии. Впускает в ЕГО мир. Скромная, спартанская почти обстановка. Белые стены и темное дерево. Корабельный фонарь на подоконнике… Так, наверно, выглядел домик, где жил Лонгрен со своей мечтательницей дочкой. Там хочется долго сидеть и слушать тишину и, может быть, услышать его голос, его шаги… К сожалению, нельзя. Экскурсии идут.
А Севастополь случился в последний день пребывания на крымской земле. Повезло. Я видела этот город, когда мне было 11 или 12 и мало что запомнила, кроме прибоя и Херсонеса. Тогда был шторм, и волны ударяли в набережную с каким-то пушечным гулом, а столбы пены и брызг взлетали на невообразимую высоту. А над Херсонесом, наоборот, стояла полная, до звона в ушах тишина. А может, это цикады звенели – попробуй теперь разберись.
Тогда я еще (стыдно сказать!) не любила Крапивина. Читала, но не прониклась. Эта любовь настигла меня позднее — и накрепко, навсегда. Если бы тогда я понимала, что хожу по площадям, улочкам и берегам, которые потом буду с таким волнением и грустью узнавать в его книгах… Сколько раз кляла себя за глупость и мечтала хоть одним глазком… И вот: сбыча мечт.
Инкерман с его белыми скалами. Балаклава. На выходе в море катер покачало на большой волне. Маленькие медузки в сине-зеленой, невероятного цвета воде. Их много. Надвигается непогода.
Подземный завод по ремонту подводных лодок после войны переоборудовали в секретную базу для нанесения предполагаемого ответного ядерного удара… Канал, куда заходили подлодки, в свете фонарей совершенно черный, вода маслянисто блестит, металлические трапы гудят под ногами. Кругом бронированные двери с прослойкой из бетона, туннели… Начинаешь чувствовать себя, как в ловушке, или — как в настоящей подводной лодке, с которой, как гласит известная фраза, деваться некуда. 126 метров скальной породы над головой тоже не способствуют душевному комфорту. А ведь работали, воевали…
Севастопольский рейд. Корабли. У причала трехмачтовый парусник, барк «Херсонес», пришедший из учебного плавания. Графская пристань. Бастионы. Памятник Казарскому, капитану маленького отважного брига «Меркурий», вступившего в отчаянную, неравную схватку с огромными линейными кораблями турок – и победившего…
Малахов курган. Сапун-гора. Но — это все знают, в любом путеводителе…
А Херсонес… Он оказался совсем не такой, как тогда. Тогда шли археологические раскопки, и туристов не привечали, да и место было куда более безлюдное. Теперь город придвинулся к нему вплотную. Но на дальнем краю, у самого берега никого нет. Собирается дождь, и люди подвигаются поближе к возможному укрытию. Здесь можно просто побыть. От домов остались только фундаменты, их ряд обозначает улицу когдатошнего города. Можно зайти в «дом». Наверно, это был бедный конец города. Они такие маленькие, тесные, эти домички, так сиротливо придвинулись друг к другу. Вокруг шелестит под ветром жесткая трава и мелкие желтые цветы сурепки, а из-за низкой выщербленной кладки смотрит море – насупленное, серо-синее, готовое к непогоде…
Непогода нас и проводила – из Севастополя, да и вообще из Крыма. Типа — пора и честь знать. Но эти сказочные дни были, и это уже никуда не денется. Такой вот негаданный подарок: кусочек лета с собой в уральскую осень, плавно переходящую в зиму…