Несколько лет назад мне подсунули ее книгу. Посмотри, сказали мне, может быть тебе понравится? Мне не просто понравилось. Я с первой же страницы с головой провалилась в бездну безграничного таланта Дины Рубиной. И начала воровато отмечать и записывать особо удачные, на мой взгляд, речевые обороты – есть у меня большая и не остывающая слабость к мастерски и необычно составленным фразам, стилистическим приемчикам, авторским фишечкам, делающим текст эмоциональным и живым. Когда читаешь о человеке, и он материализуется в твоем воображении, живой, земной. Когда описываемые виды из окна несущейся по серпантину машины становятся настолько реальными, что кажется, ты и сам их видишь, надо только оторвать взгляд от страницы. Надо только суметь оторвать взгляд от страницы…
Писатель, сценарист, редактор Дина Рубина презентовала в Екатеринбурге книгу «Бабий ветер». Фото: Надежда Левагина.
Каждый раз, когда я обнаруживала этот удивительный способ передачи информации, мне хотелось рыдать от восторга. Помню, как я бегала с «Русской канарейкой» и зачитывала всем несчастным, на беду свою оказавшимся рядом, абзацы, в которых описывался конфликт хирурга и его скучающего алкаша-соседа, не дававшего тому, отдежурившему в операционном зале несколько суток, отоспаться. И предлагала послушать, как гениально, как гениально-тонко был описан итог этого конфликта. И поясняла этим равнодушно-непонимающим: «Понимаешь, алкаш от страха обосрался! Ты оценил, как этот некрасивый факт описан?»
А недавно подруга-однокурсница прислала фотографию афиши: Дина Рубина будет в Екатеринбурге c презентацией книги «Бабий ветер»!
Муж, узнав об этом, только вздохнул: «Я так понимаю, вариант «не ехать» даже не рассматривается?» Двухмесячная причина его волнения сладко спала в кроватке. И, понятно, что ей, грудничку, тоже предстояла длительная дорога.
Накануне, недели за три до обещанной встречи с читателями я спросила у писательницы об интервью или пресс-конференции. На что она мне ответила, что сейчас слишком для этого загружена и даст интервью обязательно, но когда-нибудь потом и только посредством электронной почты. Я расстроилась. Потому что слово «потом» чаще всего является синонимом «никогда».
Еще больше расстроилась, сидя уже в кресле концертного зала. До меня только там дошло, что интервью можно было бы взять посредством записочек, вопросы с которых она обязательно зачитывает и комментирует. Но, поскольку мысль пришла с сильным опозданием, времени на подготовку уже не было. Повздыхав отчаянно на тему своей неумности, я нашла в рюкзаке бумагу и накидала несколько вопросов.
На моё счастье, писательница вышла на сцену с 10-минутным опозданием. Во-первых, оно было оправдано: уже прозвенел третий звонок, а народ продолжал и продолжал вваливаться в зал. Руководство ДК Железнодорожников явно не ожидало такого наплыва людей, поэтому выделило всего одного паренька в гардероб. Который, как не метался между людьми и вешалками, все равно не мог ускорить процесс раздевания степенных дам и господ, наводнивших фойе. А во-вторых, сценарий выступления, по всей видимости, это предусматривал: выйдя на сцену, Дина Ильинична начала свое выступление с истории об опозданиях.
— Однажды я явилась в Союз писателей. Была я таким тощим заморышем. Они, две тетки, смерили меня взглядом и спросили: «Ну, ты… вы… Ты чё можешь?» Я сказала: «Всё. Ну стишки там… Велимира Хлебникова…» «О, это то, что надо, — сказали мне. – У нас «дырка» в седьмых классах школы».
И я стала просвещать учеников седьмых классов школы, и читать поэзию Велимира Хлебникова. И мне казалось, что я несу в эти необразованные души прекрасное, доброе, вечное и так далее. Было у меня три школы, это было выгодно: восемь рублей, минус рубль двадцать подоходный налог. И вот с трамвая на метро, с метро на автобус. И всегда успевала. Но однажды я опоздала. И когда подбегала уже к школе, навстречу мне выскочила ватага семиклассников с криками: «Ура, актерка сдохла!» Вот с тех пор я и не опаздываю.
Сейчас Дина Рубина живет в Израиле. Фото: Надежда Левагина.
Потом она еще говорила и говорила. Рассказывала о своем писательском пути, о родном Ташкенте, об обожаемой Одессе, о любопытных людях, встречавшихся ей… В общем, о маленьких и больших писательских радостях и находках. И зал, вместивший в себя несколько сотен любопытных, вдруг превратился в единого внимательно-обожающего собеседника.
Сделав паузу в речи, подошла за «лукошком Красной шапочки» – коробочкой, в которой уже белели бумажки со словами благодарности, признательности, пожеланиями. И, конечно же, записки с вопросами. Моими и из зала.
— Как вы подбираете одежду для выступления?
— Вам не нравится, как я одета? Раньше, когда я была толстой, я совсем недавно была толстой, то просто выбирала мешок побольше, который все скрывал. Я похудела на восемнадцать килограмм, — зал восхищенно загудел и захлопал. — Сейчас я просто хватаю то, что успеваю по дороге откуда-то куда-то. Вчера я была в Челябинске, завтра – Барнаул, Днепропетровск… Тут уже не до одежды. Главное, чтобы я не вышла к вам в купальнике. Это уже не такое интересное зрелище, как лет сорок назад.
— Учитесь ли вы сценическому мастерству?
— Никогда. Я – природный актер. Мой муж любит повторять: « Наша мама – шансоньетка, любит петь и танцевать»…
— Дина Ильинична, какая ключевая идея у книги «Бабий ветер»?
— Ключевая идея? Если вы прочли и не поняли… — В голосе писательницы зазвучали горькие нотки. — Значит надо перечитать заново. Если еще не прочитали – прочитайте. Там все написано…
— Расскажите о своем впечатлении от экранизации фильма «Синдром Петрушки»…
— Эх… — Дина Ильинична тяжело вздыхает. – Кино – это нечто иное, отличное от литературы… Кинематограф живет по своим законам. Я очень люблю Чулпан Хаматову, очень люблю Женю Миронова. Но думаю, что фильм во многом не получился. Исчезла Прага, исчезла любовь…
Я спрашиваю режиссеров: «Прага – почему?» Мне отвечают: «Ну, знаете, чехи обещали дать денег на фильм. А потом не дали…». Я говорю: «И что?». «Денег дали в России. Поэтому снимали в Санкт-Петербурге». Я говорю: «Санкт-Петербург – не кукольный город». Сложно это все и скучно…
— Вы часто привираете, когда пишете свои воспоминания?
— Всегда! Это моя профессия. Я должна сказать, что у меня мама – чрезвычайно остроумный человек. Ее обожали ученики – она учитель истории. Сейчас она очень больна: у нее болезнь Альцгеймера, это когда все забывается. Но вот этот ген остроумия!.. Я ей постоянно говорю: «Мама, ну что ты придумываешь? Что ты придумываешь? Ведь не было этого!» Она мне: «Да, придумываю. Я всю жизнь придумываю. А что ты хочешь? Я же учитель истории КПСС!».
— Дина Ильинична, вы о чем-то сожалеете в своей жизни?
— Никогда. Я безумно везучий человек. Ангел меня хранит. И еще меня очень любит муж, а это очень важно.
Я помню, как мы, совершенно обалдевшие, прилетели на Святую землю. У нас не было вообще ничего: тогда из Союза выпускали с двадцатью килограммами на человека. И весь этот вес занимали картины Бориса (мужа писательницы, прим.автора), свернутые в рулон. Мы сняли какую-то квартирку. И вдруг появляется какая-то женщина-коллекционер из Испании. И вот она позвонила и сказала, что хочет посмотреть его работы. Мы пригласили ее к себе. Поскольку картины были без подрамников, мы просто расстелили их на полу. И она, осторожно переступая на своих высоких каблуках по комнате, сказала: «Борис, вы – настоящий художник. Вы любите свою жену».
— Откуда появился замысел «Русской канарейки»?
— О, это было очень интересно, — голос Дины Ильиничны заискрился обожанием. Так любящая мать рассказывает о своем ребенке: восторженно и многословно. — Я приехала в Москву презентовать свой роман «Синдром Петрушки». И после встречи сидела, подписывала читателям книги. Была огромная толпа, люди шли и шли. На таких встречах мне дарят подарки, книги в том числе. Иногда это сборники стихов с названиями вроде «Пистолет или любовь». Иногда – книги воспоминаний «Моя жизнь на тракторном заводе» и в этом роде. И вот я подписываю, не поднимая головы: Диме, Татьяне… «Роме, пожалуйста» — говорит мне голос. И, получив автограф, протягивает мне свою книжку. Я поблагодарила, всё это унесла к себе в номер. И, уже позже, читаю заголовок: «Русская канарейка: вчера, сегодня и завтра». И внизу: издана при поддержке Фонда поддержки русской канарейки. Открыла и увидела, что это пособие по кормлению, разведению, обучению пению вот такой вот породы канарейки. Оказывается, этой породе уже 350 лет. И в восемнадцатом веке за певчего кенара отдавали офицерскую лошадь. И я подумала: «Русская канарейка… А ведь это название романа… А ведь это может быть подпольная кличка русского разведчика… А пусть он будет тенором. Нет, контр-тенором…» Так появился замысел.
— Не чувствуете ли вы опасности в самоповторах как в описании сюжетов книги, так и в описании характеров героев, в описании их жизненной позиции? И как стараетесь этого избежать?
— Знаете, я ничего не стараюсь избегать. Потому что писатель – это просто отдельный человек. Вот вы, в очаровании от какого-нибудь человека, приглашаете его в гости. И он рассказывает вам какие-то интересные вещи. И это случай, и этот случай. И вот еще такой случай. И на десятую вашу встречу он вспоминает еще что-то. И все прекрасно. Но потом бывает пятнадцатая встреча. И не может человек постоянно извлекать из своих карманов что-то новое. Кроме того, одного писателя невозможно читать постоянно. Надо откладывать книгу и возвращаться к ней, возможно, через несколько лет. Надо читать труды другого писателя.
Писатель – это человек со своими рассказами. Со своими историями. И эти истории не бесконечны. Поэтому я абсолютно ничего не пытаюсь избежать.
— Ваш рецепт решения проблем?
— Ворваться на лихом коне с нагайкой и порубить всех к чертовой матери.
— Дина Ильинична, в своих произведениях вы часто иронизируете на тему толерантности и политкорректности. Что вы думаете о принятом в России законе о защите чувств верующих?
— Знаете, я обычно не комментирую те законы, которые принимаются в стране, в которой я не живу. И считаю, что для того, чтобы комментировать их, надо жить в России, и испытывать все на собственной шкуре. Я сама терпеть не могу, когда какой-нибудь заезжий артист или деятель культуры приезжает в Израиль и начинает рассказывать, как нам быть и как нам улаживать с арабами свои проблемы. Я понимаю, о чем вы спрашиваете. Это не политика. Это, по-видимому, усиление некоего сегмента общества, которое диктует какие-то свои законы. Вообще в последнее десятилетие любые религии как-то напряглись. Начиная с очень-очень реактивного ислама, который завоевывает позиции по всему миру. И кончая православием. Надо немного подняться над всем этим и посмотреть, что происходит на самом деле. Ну, это же закон маятника. В советские годы православие было вне закона. А теперь маятник качнулся в другую сторону. Возможно, он чуть сильнее качнулся.
Лично я считаю, вообще, безотносительно к любым законам, оскорблять чувства верующих, неважно какой религии, не годится. Это безнравственно. Но не думаю, что это надо делать законодательным путем. Не думаю, что за это надо наказывать каким-то заключением. Существуют же наказания, прописанные по принципу «человек оскорбил человека». Безотносительно к вере.Дина Рубина на автограф-сессии. Фото: Надежда Левагина.
— Когда вас называют гениальным писателем, что вы обычно говорите в ответ?
— Вы знаете, гении рождаются на земле редко. Реже даже, чем болваны. Мы все – обычные люди. У каждого из нас свой талант. Кто-то хорошо поет, кто-то хорошо пишет. А потом выясняется, что кто-то пишет книжки неплохо. Я вообще к себе довольно иронична.
В заключение встречи Дина Ильинична прочитала один из своих коротких рассказов о любви. И по мере того, как она читала – а она еще и прекрасный чтец, между прочим, — оживали движения неуклюжей Лены Батищевой, неживой старухи-билетерши, изваянием охраняющей вход в зал. И отчаяние, и мольба в голосе первой. И равнодушие и страшная усталость от жизни в голосе второй…
А потом была длинная, змеящаяся по фойе очередь за автографами. Я стояла в сторонке, понимая, что совсем незачем толпиться вместе со всеми, — очередь когда-нибудь закончится. И свою долю внимания получу и я.
Уже вернувшись в Серов, я передала книгу с автографом писательницы человеку, который меня и «подсадил» на ее книги. «А мы не поехали – вздохнула гостья. – Честно – боялись разочарования». Я тогда призналась, что и сама дико боялась того же. И безумно, просто безумно рада, что решилась и доставила себе это удовольствие.
Ну и в качестве эпилога: я не оставляю надежды все-таки взять интервью у писательницы. Нормальное, неспешное, с хорошо продуманными вопросами. Если у вас есть желание о чем-то спросить писательницу, напишите мне в личное сообщение в соцсетях. Или в почту: nlevaguna@mail.ru
Поделись новостью в социальных сетях
