Вы — маленький мальчик. Всего год на этом свете. Это так мало и так много. За этот год вы привыкли к запахам маминых рук, научились засыпать, уткнувшись в теплое и родное плечо, смеяться в ответ на ласковое «Мой чемпион». Привыкли к ощущению дома. И вы еще не знаете, что неотвратимо, как черная густая тень, близится день, когда за вашей спиной двери в этот дом закроются и вернуться будет нельзя. Вас примут чужие руки — незнакомые, пахнущие несчастливой жизнью, ошибками, предательствами… Вы будете задыхаться от слез и крика, искать глазами знакомые, любимые лица, всем сердцем рваться назад, к маме, к маме, но это вряд ли будет кому-то интересно. «Поплачет — привыкнет», — простая и убийственная логика чиновников, судей, благотворителей. Вы, конечно, привыкнете, но, может статься, вместе с этими отчаянными слезами уйдет навсегда способность быть счастливым. И дарить радость другим.
Или не так, вы — маленькая девочка. Через несколько дней вам исполнится три. У вас уже был настоящий день рождения однажды, ровно год назад. Были яркие воздушные шарики, торт со свечкой, объятия и поцелуи — все такое непривычное, но такое радостное, живое… Что было до, вы почти не помните. Как дурной сон — шлепки по лицу, когда вы плачете; почти постоянное чувство голода и мерзкий вкус тараканов, которые иногда становились вашей едой; ощущение вселенского одиночества, словно вы, такая маленькая, брошена всеми в целом мире… Кажется, что это было и не с вами вовсе, ведь теперь рядом — братья и сестры, вам вместе весело и совсем-совсем не страшно. За этот год у вас появилась привычка — мчаться к входной двери, когда с работы возвращается отец, как ветер, обнимать его, большого и шумного, тоненькими рученками, прижиматься щекой к его щеке и счастливо замирать. Но вдруг все изменилось. Вдруг вы очутились в комнате, под пристальными — и сочувствующими — взглядами незнакомых теть. Вас подводят к женщине и мужчине и говорят, что вот они — ваши мама и папа. И вы не понимаете, как это, почему? Держитесь вежливо-отстраненно, выискивая возможность рвануться в сторону, чтобы спрятаться в объятиях своих настоящих матери и отца, подаривших вам целый год любви, — кто придумал, что они для вас чужие?
Оба — и мальчик, и девочка — сейчас не понимают, что происходит. В их домах все чаще звучат слезы и приглушенные взрослые разговоры. Объятия становятся отчаянными и — обреченными. Воздух вокруг наэлектризован, пропитан сухими словами, штампами, ссылками на законы, которые живут на бумаге, но не всегда — жизнеспособны в мире людей. Если бы кому-то было интересно мнение самих мальчика и девочки, наверное, «право голоса» даже для малышей было бы предусмотрено законом. Но этого нет. Хотя теоретически достаточно заключения психологической экспертизы — кого любят дети, с кем им комфортнее? Но закон — суров. И в чем-то даже бесчеловечен.
Даша и Богдан, которых однажды уже предали, променяли на алкоголь и разгульную жизнь, пока что доверяют людям. Но это ненадолго. Детские душевные травмы и боль — они очень тяжело лечатся и часто определяют будущее. К сожалению, дети из неблагополучных семей, не наученные любить и справляться с житейскими трудностями, редко находят в себе силы вырваться из замкнутого круга и повторяют сценарий жизни своих родителей. Что случится с Дашей и Богданом? Проснется ли материнское сердце Олеси Малюги? Сможет ли сдержать свой буйный нрав Максим Старков, оставшись один на один с двумя маленькими плачущими, напуганными, потерявшими почву под ногами детьми? Будут ли малыши чувствовать себя любимыми и нужными? Кто может это гарантировать сейчас? Может быть, Уполномоченный по правам человека в Свердловской области Татьяна Мерзлякова? Или руководство благотворительной организации «Аистенок»? Или, может быть, судьи?
Все эти недели и месяцы, что драма приемных Даши и Богдана на слуху, я пытаюсь уговорить себя: в жизни бывает все, абсолютно все — люди меняются. Ну вдруг они, Олеся и Максим, смогут? И — не верю сама себе. В их глазах, холодных и пустых, нет света, который дает надежду. А значит, все, что происходит сейчас, — это эксперимент над детьми, не способными себя защитить и пожаловаться. Хотя, даже если бы они пожаловались, их бы все равно никто не услышал.