Думал ли он, паренек-колхозник из костромской деревни, о том, что будет кормить обедом самого товарища Сталина, увидит заморскую страну Италию и станет получать персональные поздравления от президента страны.
На уроках он рисовал боевые самолеты. Однажды объелся вишни в чужом саду. В 16 с половиной лет впервые оказался за границей.
Совсем как нынешние подростки.
Вот только было это все на войне.
Мы сидим с Евгением Петровичем на скамейке возле скромной двухэтажки на улице 4-ой Пятилетке. Спокойный, улыбчивый и вовсе еще не старый – просто немного уставший от пережитого – человек. Старомодные очки с толстыми линзами, заводская крепкая роба, в которой ему удобно копать грядки, серая кепчонка.
Обычный с виду дедок. Такие с солнышком выходят на лавочки побалакать с соседками, погреть косточки. А потом потихоньку уходят.
Вместе с ними уходит по капле нечто важное из нашей жизни, наше гордое прошлое, та страна, про которую никто не говорил «эта…», а говорили «моя..».
На этой скамейке еще есть кому поддержать солдатский разговор с рядовым Швецовым – ветеран Романов живет неподалеку.
А больше на все соседние десяток улиц так, как эти двое, про войну сказать не может никто.
Все три внука солдата Швецова отслужили в армии. Двоим довелось воевать в Чечне. Медаль «За отвагу» стала наградой одному из них. Фото: Татьяна Шарафиева
У Швецова война какая-то… ненастоящая. Я его все про бои, про немцев, про подвиги и награды. А он мне – какая красивая улица киевский Крещатик, и как за километры веет духом яблоневого сада в польском Бельске, и какой теплой была новенькая шинель, которую выдал батальонный старшина. Говорит, а сам посмеивается над собой, мол, нашла героя…
Мальчишка шестнадцати лет оказался впервые за околицей костромской деревни. Вот и вспоминает: шинелька новенькая…
А может, просто не хочет, не может бередить режущий нервы вой бомбардировщика, невыносимо горькие похороны своих ровесников, убитых после Победы, и слезящиеся глаза худой лошаденки, на которой пахал поле за день до отправки в армию.
…Провожали Женьку воевать всей деревней – весело, с залихватской гармошкой, под звонкую частушку. Война осенью 44-го повернула на победу, да и положено так было отправлять на фронт: чего раньше времени слезы лить.
В деревне он, как и другие пацаны, пахал поля на полудохлых меринах, стоял до помутнения в глазах на тарахтящей жатке, трясся на старенькой косилке. Старички, женщины и пацаны составляли его колхозную бригаду. А в конце войны и их проредили – военкоматы стали призывать 16-летних мальчишек и 50-летних изработавшихся мужиков.
– Помню, выдали новенькое обмундирование, – улыбается с прищуром Евгений Петрович первому солдатскому дню, – шинельку, ремень, сапоги. Все честь по чести.
В «учебке» в Ярославской области им, 30 сельским парнишкам, стали объяснять все про боевые самолеты и финты военных вражеских летчиков. «Показывали их нам на картинках, рисовали, как летают, а потом разбирали».
Через пару месяцев, неожиданно, сыграл трубач «в поход». На поезде обученных наблюдателей довезли до Бреста, а там пешком неделю добирались они до польского Кракова.
Оказался Женя в девчачьем батальоне. Таком же, про который потом написал свою светлую повесть Борис Васильев и показали кино с названием «А зори здесь тихие».
Задача бойцов 77-го Отдельного батальона наблюдения, оповещения и связи была простая: не пропустить незамеченными в наш тыл вражеские самолеты, сообщить вовремя об их появлении.
– Жили в землянке. А наверху – вышка. Дежурили по очереди, по четыре женщины и два солдата мужеского пола. Самолет гудит, обстреливает землю, а ты уйти с вышки не можешь – служба, – вздыхает и непроизвольно, кажется, втягивает голову в плечи старый солдат.
Однажды налетели фашисты на эшелон. Там на платформе стоял пулемет. Связисты и залупили из него по вражинам со всей мочи. «Потому что страшно было, что нас убивать прилетели и еще такая злость взяла – чего они тут летают как у себя дома!».
Так что в том кино, про девчонок, которым было очень страшно, которые отчаянно хотели жить и которые не могли допустить следы чужих сапог на своей земле – там все правда. Наблюдатель Швецов видел таких девочек своими глазами.
А тут весна подоспела… Победная, цветущая, солнечная. Польский городок Бельск, где к тому времени нес службу батальон Швецова, сначала притих под канонадой победных залпов утром 9 мая, а потом тихонько улыбался из подворотен надрывающейся русской гармошке и смеси гопака с полькой, выдаваемой связистами-весельчаками. «Ну, как могли, плясали».
Еще больше месяца держали батальон в Польше. «Дома все разбитые, а сады вдруг так славно расцвели! Мы с ребятами, как минутка, автомат на плечо, и айда по садам. Наедимся яблок, вишен, груш, что аж пузо пучит».
В те дни еще стреляли по нашим солдатам из-за угла, еще нередко подрывались они на минах. Опасно было отлучаться из расположения. Но 18-летним мальчишкам мимо бесхозного сада с яблоками как пройти?
Теми вишнями и грушами судьба намек наблюдателю Швецову дала: среди фруктов-продуктов ему служить.
Оглянуться не успел, как отбыл по новому месту службы. Батальон по прибытию в Киев расформировали, а Женю и ребят его 1927 года рождения отправили дослуживать срок на Черноморский флот. Обучили Швецова поварскому делу. И стал он коком на огромном линкоре, где в команде было 800 матросов и офицеров.
«Как-то стояли на рейде в Сочи. Вдруг над одной резиденцией утром глядим – флаг главнокомандующего! Едрить-пахать, Сталин на учения прибыл! – распахивает глаза и всплескивает руками Евгений Петрович разыгрывая сцену 67-летней давности. – Ну, и забегали!»
От Сталина на кухню поступил заказ: пожарить гуся с яблоками. Не оказалось лапчатого на корабле, приготовили главнокомандующему курицу. «Ничего, не обиделся, даже понравилось. Потом борщ украинский ему варили, блины и оладьи стряпали, отбивные подавали, – перечисляет бывший кок меню для Сталина на четыре дня учений. – Он даже благодарность мне в вахтенный журнал написал!».
Грозный Сталин показался Евгению человеком простым, свойским, общительным. «Вот как тебя его видел, рядом. Он сидел на корме и трубку курил, пока наши ему самодеятельность и выступления борцов показывали. Улыбался».
Пять лет провел в камбузе линкора Швецов. Повидал вновь чужие страны. В Италию, по Средиземному морю, ходили принимать большой военный корабль – его Советскому Союзу отдали по послевоенным договоренностям, как трофей.
Дважды навещал в отпуск родную деревню. «Идешь, а все ребятишки здороваются, кто и спросить остановится. Не то, что ноне, когда шагаешь от парней стороной, чтоб не толкнули. Эти с ног собьют и не спросят».
После войны деревенька в 12 дворов, в каждом из которых не досчитались ушедшего на фронт солдата, а то и двух, оправится не смогла, разорился колхоз. Служивый Швецов, ставший после гибели воевавшего старшего брата опорой семерым младшим, оказался в Серове. Здесь работал сторожем в милиции его дядя и помог Евгению в великом по тем временам деле – справить паспорт.
С ним Женя пошел на металлургический завод да не взяли его: не умеет ничего. Через месяц бесплодных хождений солдат зашел к военкому. Тот в приказном порядке дал команду заводскому кадровику, и на следующий день 25-летний парень оказался в бригаде шлаковщиков.
Тут у него случился второй фронт. Был шлаковщиком, потом каменщиком на горячих ремонтах печей. Все смены жаркие, почти все время у огня. После выхода на пенсию подрабатывал грузчиком, а уволился лишь когда жена заболела и нужно было за ней, полупарализованной, ухаживать. Три года, до ее смерти, был при ней внимательным мужем, заботливой сиделкой.
Видно, предназначение такое выпало Швецову на этой земле – людей спасать, им помогать. Война началась, ему 14 было. Как впрягся пахать, так и тянет всю жизнь – семью, колхоз, батальон, завод. Страну.
Чтобы весенним вечером на лавочке отмахнуться от назойливого корреспондента со смущенной улыбкой: «У меня наград нету – только медаль одна».
«За Победу над Германией». За победу.
Вдруг в разговоре сворачиваем на сегодняшнюю Украину. «Я бы посмотрел тем в глаза, кто бендеровцем себя называет, – тихим голосом, но так, что мороз по спине, говорит солдат Швецов и смотрит куда-то вдаль, поверх сарая. – Они тогда исподтишка.. кратче….то взрывчатку под казарму подложат… то подстрелят часового ночью. А утром все по домам, вроде как жители местные. Нет, от таких добра не жди. Если отец сыну внушал эту бендеровскую подлость – в то она и выльется, что своих же готовы убивать».
Поделись новостью в социальных сетях
