Олег Золин – генеральный директор авиакомпании ООО «АВИА-ЗОВ». Именно эта компания подрядилась проводить авиационный контроль лесов севера области в пожароопасный период 2012 года.
Олег Золин, гендиректор компании «АВИА-ЗОВ», начал поиск Ан-2 уже 12 июня (на снимке). Но где именно искать самолет — выяснить так и не удалось. Фото: газета «Глобус».
11 июня один из самолетов, арендованный этой авиакомпанией для проведения мониторинга в аэропорту Оренбурга, вылетел в неизвестном направлении со взлетной площадки Серова с командиром воздушного судна пилотом Хатипом Кашаповым и 12 пассажирами на борту.
Самолет искали более 5 месяцев, но безуспешно. Активные поиски были прекращены в начале ноября, когда наступили холода и установился снежный покров. При этом в распоряжении правительства об их прекращении есть пункт, который предписывает руководителям поисково-спасательных служб подготовить предложения по возможным дальнейшим поисковым действиям.
Родные пропавших пассажиров ищут свои способы продолжения поиска. Олег Золин сообщил, что ему позвонила родственница одного из улетевших на Ан-2.
– Женщина была очень расстроена, плакала. Говорила, что пилот Шамиль Исмагилов предложил им помощь в поиске за деньги, – рассказал директор «АВИА-ЗОВа». – Я хочу заявить, что мы таких предложений не делали и каких-либо денег с родственников никогда не требовали и требовать не намерены. 19 июня Исмагилов прекратил сотрудничество с нашей авиакомпанией. Поэтому инициатива сомнительного характера – отработать версию экстрасенса из Казани и организовать поиски по ее предсказаниям – принадлежит исключительно Исмагилову. Мы вложили свои собственные средства в поиски – более полумиллиона рублей. А на чужом горе зарабатывать – последнее дело!
– Олег Валентинович, расскажите, как вы узнали о пропаже самолета.
– Я тогда был в Челябинской области. Около полуночи 11 июня мне позвонил из Серова второй пилот Валерий Кузовенков и сообщил, что самолета нет, он улетел. Я даже сначала не понял: как улетел, куда, да еще ночью…Мне и в голову не могло прийти, что можно лететь куда-то так поздно. Тем более знаю, что аэродром в Серове не освещен, садиться непросто будет. Но мне по телефону Валерий и Сагндык говорят: «Кашапов улетел». Я у Валерия спрашиваю: «Кашапов улетел, а ты где был?» Он мне: «Я только что приехал». Я спрашиваю: «Куда он отправился?». «Мы не знаем, но он должен вернуться». Я давай их трясти, говорю « Они что там, пьяные, на борту?», «Нет, не пьяные». «А почему вы не знаете, куда он улетел?». Молчат. Полночи я им звонил, узнавал – вернулся Кашапов или нет. Они мне все время отвечали: «Должны вернуться». Ну, раз так сказали, значит, подождем. Велел им жечь костры, чтобы было видно посадочную полосу.
– А то, что самолет улетел с пассажирами вам сообщили?
– Нет, об этом вначале не сказали. Сколько-то времени прошло, Ан-2 нет, и тут они мне признаются: «А он с пассажирами улетел!». Я спрашиваю: «Сколько их?». Говорят: « Не знаем». «У вас, что глаза были завязаны?», потом перезвонили и говорят то ли 11, то ли 12, то ли 13 человек. Я сразу решил ехать в Серов, а Валерию сказал, что если до утра Кашапов не вернется, смысла ждать нет, надо искать.
– Когда вы заявили о пропаже Ан-2?
–В Центр поиска и спасения в Екатеринбурге я сообщил ориентировочно в 6 утра, еще по дороге в Серов. В Сосьве у нас был второй самолет, и на нем мы стали летать, смотреть, искать пропавший Ан-2. Именно мы были первыми, поднявшими на поиски свой самолет.
– Что именно смотрели?
– Если самолет загорелся, упал, то будет дым. А он, даже слабый, хорошо виден, тем более тогда была хорошая видимость. Но вечно же гореть не будет, поэтому нам надо было по максимуму осмотреть территорию и засечь дым или черное обгоревшее пятно или еще что-то. Первые два дня мы летали по 12 часов, чтобы побольше осмотреть, успеть увидеть. Первые дни, они для поиска самые важные, продуктивные.
– Где летали?
– Проверили все дымы, какие увидели, посмотрели ближайшие водоемы сверху. Слетали на все площадки, где он мог приземлиться. Потом, когда пошли показания свидетелей, стали проверять места, где его, якобы, видели. Но ничего по этим свидетельствам не подтвердилось. Плюс мы планомерно обследовали квадраты вокруг аэродрома. Была же версия, что Ан-2 взлетел, пролетел немного и, возможно, сел или упал недалеко от аэродрома. Поэтому рядом с ним мы старались тщательно все проверить.
– А почему появилась версия, что он может быть недалеко?
– Ну потому что никто толком не владел точной информацией. Такое ощущение, что самолет вообще никто и не видел. Единственное, что точно видели и слышали, это то, что он взлетал с аэродрома. Потом в районе садов кто-то, якобы, слышал какой-то гул.
– Но тот же второй пилот Валерий и авиатехник Сагндык показали направление, в котором он взлетел.
– Да, направление было известно: на юго-запад. А потом пилот мог и другое выбрать.
– Кто, кроме экипажа, был свидетелем взлета? Начальник площадки Валентина Соболева, например, видела?
– Нет, она в тот день ушла домой раньше и взлета не видела.
– А что рассказал авиатехник Сагндык? Он действительно пытался помешать взлету?
– Первые дни с ним работало следствие, нам не до этого было. То, что он потом рассказывал про свои действия, нам известно только с его слов, так что…. У них у всех есть мои номера телефонов. Позвони мне и скажи: «Командир уперся, я не могу ничего сделать». Поставьте меня в известность! У меня рядом был экипаж, в Сосьве, в 100 километрах. Уже после первых покатушек 10 числа они прилетели бы в Серов и шею Кашапову так намыли, что мало никому бы не показалось. Второго такого случая не было бы. Я потом стал их трясти – почему не сообщили? Они мне: «У нас так не принято». Как это не принято? Принято людей что ли гробить?
– А что Сагндык мог сделать? Как воспрепятствовать?
– Я думаю – он взлету не препятствовал. Авиатехник мог воспрепятствовать, если бы хотел, для этого есть масса вариантов… Нет, думаю, не делал Сагндык этого, просто испугался и начал оправдываться.
– Может быть им денег не хватало и командир решил подзаработать, покатав людей?
– Сказать, что они без денег сидели, нельзя. Оплата со стороны предприятия вовремя шла. Экипаж прибыл в Серов 17 мая. Сразу получил аванс на житье. – 30 тысяч рублей. Потом 5 или 6 июня я привез им еще 15 тысяч. Они не бедствовали. Но правильно говорят, что денег много не бывает, их все больше хочется.
– Вы как-то контролировали, проверяли их?
– Ну, естественно. Я в последний раз был у них как раз 5-6 числа, проверил и уехал.
– А что именно вы проверяли в такие приезды к экипажам?
– Я приезжал, узнавал, как они себя чувствуют, чем занимаются в свободное от полетов время. Сразу же видно – выпивши человек или нет. Я неожиданно приехал, зашел – пилоты книжки, журналы читают, кроссворды разгадывают. Никаких пьянок, ничего такого. Посмотрел, поговорили: какие замечания, какие пожелания. У нас есть журнал проверки экипажей, и я там делаю записи, ставлю роспись, что замечаний нет.
– Вы общались с Юрием Соболевым. Какое впечатление он на вас произвел?
– Да, мы с ним познакомились чуть раньше, чем самолет прибыл на лесопатрулирование. Мне показалось, что человек это адекватный, вполне серьезный. Я не знаю, кто раздул, что там, якобы, пьянка была на аэродроме. Не похоже. Если пьян, зачем в самолет идти? В последний раз, что ли, больше времени не будет? Я рядом с ними в тот день, конечно, не был, но в «пьяный» полет мне не очень-то верится.
– Олег Валентинович, а как вы квалифицируете это происшествие?
– Как угон, больше никак. А как иначе, если нет задания на вылет, нет разрешения и одобрения. Человек самовольно поднимает в воздух самолет, словно это его личный транспорт. Кто виноват в этой ситуации? Директор? Нет, конечно. Но сказать однозначно, что КВС совершил это именно из-за желания получить деньги, я тоже не могу. Это под вопросом. Тут вообще много вопросов.
– Что вы имеете ввиду?
– Непонятно – какой мотив был? Возможно, кто-то из тех людей, которые приехали, могли психически надавить, пригрозить пилоту, что если он их не повезет, будут неприятности с полицией. Может, поэтому Кашапов и позвал Соболева с собой, чтобы тот рядом сидел, где-то помог. Тем более странно, что взлетел, потому что я предупредил их, что за нами, как я думаю, следят. И, кто знает, может, это все было специально подстроено?
– То есть?
– Раньше я работал в ОАО «Второе Свердловское авиапредприятие (оператор аэропорта «Уктус»)». Когда объявили конкурс на мониторинг лесов, это предприятие тоже в нем участвовало. Но выиграть конкурс директор не смог, заказ получили курганцы, которые предложили заказчику более выгодные условия. Получившие контракт курганцы, в свою очередь, предложили Уктусу стать субподрядчиками, работать на лесопатрулироовании в Свердловской области в этом сезоне. Но директор, как мне стало известно, не согласился, посчитал, видимо, что ему и так отдадут этот заказ за минимальную сумму.
– Как же вы оказались на мониторинге в нашей области?
– Я предложил директору заключить договор с курганцами, чтобы у нас, экипажей, была работа. Но он не согласился. Тогда я уволился, создал в апреле свою авиакомпанию и стал субподрядчиком Курганского ДОСААФ на мониторинге. Ко мне от него ушли несколько летчиков. Директор пригрозил, что работать мне здесь не даст. И в первые же месяцы мы почувствовали настоящую травлю нашей компании. Начались постоянные проверки, хотя новое предприятие по закону не должны проверять первые два года.
– Почему, как вы предполагаете, что это было с его подачи?
– Я не предполагаю, я знаю. Были случаи, которые я бы назвал вредительством в отношении меня. И помогало избежать проблем только то, что меня вовремя предупреждали. Это мое мнение.
– Вы рассказали об этом своим экипажам на мониторинге?
– Да, всех предупредил, в том числе Кашапова. Когда я их выставлял сюда, на север области, я сразу сказал, что против нас, как я считаю, возможны провокации со стороны руководства авиапредприятия, откуда я ушел. Я говорил: «Ребята, не вздумайте никого никуда возить, кто бы ни пришел – охотники, рыболовы, начальство, не вздумайте! За на нами, видимо, следят, смотрят». Они пообещали: никого, никуда не повезем, не переживай.
– И вы не знали, что они кого-то катали за деньги?
– Нет, такой информации у меня не было. Но полет 11 июня это не тот случай, чтобы они полетели на рыбалку или охоту. Еще раз скажу, что тут, по-моему, возможны два варианта: либо они взлетели из-за обстоятельств, которых мы не знаем, либо их заставили, а может припугнули чем-то. Хотя, допускаю, что за деньги тоже могли согласиться… Но заставить опытного пилота нарушить все правила, – это нужно суметь. Тем более, если командир воздушного судна был выпивши, он бы вряд ли согласился лететь.
– Олег, а вы следствию говорили о своих подозрениях?
– Конечно! Но следствие отметает эти обстоятельства. Заниматься этим они не хотят. Легче повесить статью «нарушение безопасности полетов». Нарушение безопасности, это уже следствие первых действий – угона самолета. И обстоятельства происшествия соответствуют статье 211 Уголовного кодекса. Человек не является хозяином самолета, это не его воздушное судно, но он улетает без ведома хозяина. Да, его либо заставили, либо свои мотивы имел. Это надо копать: собирать и анализировать факты, опрашивать – работать. Если начать «трясти» тех, кто знает, по-настоящему, то все расскажут. Жаль, что принудить свидетелей дать показания на полиграфе (детекторе лжи) следственные органы не могут. А уже на моей памяти за время расследования этого инцидента несколько свидетелей меняли свои показания.
– Бывало раньше, что самолеты с пассажирами по-тихому улетали, где-то садились, потом возвращались?
– Я таких случаев не знаю. Первый раз за всю пилотскую жизнь сталкиваюсь с таким. Все, с кем разговаривал, говорят: мы и подумать не могли, как такой серьезный, основательный 50-летний мужик, как Кашапов, способен вот так улететь.
– Как этот экипаж оказался на мониторинге?
– Я вышел на руководство аэропорта Оренбурга, где есть Ан-2. Мы обговорили, что они подберут экипажи, самолеты, все подготовят.
– То есть конкретно экипаж Кашапова вы не выбирали?
– Нет, сам не выбирал, мне его предложили. Познакомился с командиром, и он мне показался вполне адекватным, нормальным летчиком. Тем более столько лет отработал без замечаний, безаварийно.
– В Серове этот экипаж раньше не бывал?
– Нет. Поэтому 17 мая мы вместе пролетели по маршруту, я им показал, куда и где летать. Это мой долг – ввести экипаж в курс дела. У нас есть специальный набор процедур, которые надо выполнить, перед тем как выставить экипаж.
– Где жили пилоты и авиатехник?
– В здании на аэродроме есть комната отдыха, есть возможность приготовить горячее питание, есть баня. Все условия для работы и отдыха. Рабочее место рядом. Ну, и сторожа были, они ездили за продуктами по надобности.
– Охрана самолета была налажена как-то?
– Да, конечно. Есть журнал охраны, где все фиксировалось. Кстати, следствию известно о записи в журнале приема — передачи ВС (воздушного судна) под охрану, датируемой 11 июня. В журнале есть подпись сторожа, принявшего ВС, и с нашей стороны — подпись члена экипажа.
– Кто охранял самолет?
– На тот момент, когда все случилось, у меня был заключен договор на охрану со «Вторым Свердловским авиапредприятием», собственником данной площадки. Просто потом, когда произошло это ЧП, все стали сразу расторгать договоры задним числом.
– Задним числом?
– Конечно. У нас же любят так делать!
– А с какой целью расторгают задним число?
– Ну, а как вы думаете, с какой целью они это делают?
– Чтобы не отвечать.
– Я тоже так думаю.
– То есть вам, получается, не доказать, что самолет был на охране?
– Почему? Есть доказательства. Самолет был на охране с того момента, как прибыл на аэродром в Серов. Журнал приема — передачи ВС под охрану у меня в целости и сохранности.
– Перед вылетом на мониторинг пилот должен запрашивать разрешение? Следят ли за этим бортом диспетчеры?
– Нет, разрешение давно не запрашиваем. Нужно только уведомить диспетчера, что самолет вылетает. Когда мы работаем, мы сообщаем об этом, и они знают, на какой высоте самолет, какой у него маршрут, какой район, через сколько он должен выйти на связь либо доложить об окончании работы. Если пилот не вышел на связь в обозначенное время, его начинают искать. А когда, как в этом случае, нет сообщения, что он полетел, кто будет его искать?
Олег Золин (второй справа во втором ряду) участвовал в заседаниях штаба по поиску Ан-2. Фото: газета «Глобус».
– Была ли на борту радиостанция или радиомаяк, которые автоматически передавала бы сигнал?
– Да. Все положенные радиостанции для данного ВС и АРМ-406 были. Но все они работают от действий человека человека, не автоматически.
– Когда вы летали, всегда включали радиостанцию?
– Конечно, всегда. Без этого работа не состоится. Мы же, когда лесопатрулем летаем, должны выходить на связь и сообщать, если есть пожары: их координаты и то, сколько нужно техники, сколько пожарных. Наблюдатель с авиабазы сидит на месте второго пилота и внимательно смотрит где что горит. Радиостанция настроена на определенную частоту, на ней все и работали, передавали сведения о пожарах.
– А кто- то слушал вообще эфир во время поиска? Вот вы слушали?
– Мы слушали, и на поисковых самолетах все слушали. У больших самолетов, в том числе у Ан-26, который участвовал в поиске, постоянно слушали аварийную частоту. Если произошла авария, пилот выходит на специальную аварийную частоту, которая оговорена для всех.
– Самолет не нашли. Какие действия будете предпринимать?
– Не нашли, судьба вот так складывается. Были случаи, когда пропавшие самолеты так и не были найдены. Когда я искал, первой задачей было – обнаружить самолет, чтобы спасти людей. Ущерб, последствия, наказания, это уже вторично, были бы люди живы. Статус происшествия не определен, по-прежнему неизвестно – что с самолетом и с людьми. Ответственность все несут, в том числе и я, но нужно понять, что произошло, и это следствие должно выяснить – что и как.
– Вас вызывали к следователю?
– Да. Например, в связи с информацией, поступившей от радиолюбителя из Нижнего Тагила. Меня спрашивали про радиотехнические возможности самолета Ан-2, т.е какие у него есть радиостанции, на каких частотах работают. Следователи, как я понял, обращались к специалисту по этим вопросам.
– Вы встречались с радиолюбителем из Нижнего Тагила. Как он вам показался?
– Да, я ездил к нему, слушал записи. Внешне он показался нормальным, адекватным, искренне переживающим за поиски. Единственное, очень нервничал, что никто, кроме него, не слышал никаких слов в его записях.
– Вы что-то услышали?
– Ничего не услышал.
– Один из улетевших, Женя Тренихин, связист. Он, говорят, разбирается в радиотехнике.
– Я думаю, они могли бы и без передатчика подать какой-то сигнал, например, огонь добыть, костер зажечь.
– Авиаторы не раз говорили, что, если будет достоверная информация о нашем самолете, то дежурное воздушное судно сразу вылетит на проверку.
– Так и есть. Вертолет поднимут, и он полетит туда, куда надо.
– После происшествия с Ан-2 в городах и поселках Свердловской области закрыли взлетно- посадочные площадки подобные серовской.
– Это не от большого ума. Они нужны. Леса гореть не перестанут, санитарные задания никто не отменял, чрезвычайные ситуации тоже. Закрыть самое простое. Решать ничего не надо и отвечать ни за что не надо! В Сосьве объявили, что площадку закрыли, а на самом деле она как работала, так и работает. У нас ведь как? Чиновник печется не о людях, а о своем стуле.
От редакции.
Генеральный директор авиакомпании «АВИА-ЗОВ» высказал предположения об определенном давлении на него и возможных негативных действиях со стороны руководства авиакомпании, где он раньше работал.
Редакция готова предоставить возможность руководителям названной им авиакомпании сообщить читателям свое видение ситуации и мнение по поводу причин и обстоятельств пропажи Ан-2, вылетевшего с серовского аэродрома 11 июня прошлого года
Поделись новостью в социальных сетях
