Нашу уральскую «глубинку» до 1917 года сравнивали с задумкой творцов – щедрой рукой бросили они среди зеленого моря тайги тысячи своих «горошин»: деревенек, церквей и заводов. Веками наши предки жили в мире, пахали землю и до прихода к власти коммунистов и не думали, что на их глазах родной край «преобразится» до неузнаваемости… А история царской России, традиции русских людей и коренного населения будут успешно осмеяны, очернены и забыты. Десятки русских, вогульских деревень вообще безвозвратно, бесследно исчезнут.
Дальше Урала не сошлют
Якимовы живут на Урале более 300 лет, начинали служить здесь верхотурскими стрельцами.
В государеву стражу тогда набирали здоровенных, крепких парней из поморских, северных деревень Руси, не знавших ни многовекового монгольского нашествия, ни крепостного рабства. Эти люди любили волю, порядок, свою правду, иногда устраивали в Москве стрелецкие бунты, и поэтому Петр Первый решает «все войско распустить». Такого царя со своими бесконечными реформами, войнами, новой столицей, построенной на костях, православный мир считал чуть ли не дьяволом. Верхотурская таможня потеряет стасус «быть воротами в Сибирь», и стрельцы станут здесь, вместе с местными вогулами, коренными жителями. Не пошли предки искать рай на земле слишком далеко, место для деревни выбрали на берегу Сосьвы в сорока верстах от Верхотурья и назвали селение Маслово (в 60-ти километрах от Серова), чтобы жить там степенно, всегда в добре и достатке. Я так думаю, потому что от родословного древа сохранились лишь один архивный листочек-справка, несколько фотографий и короткие воспоминания.
Дореволюционные фото. Купец первой гильдии Никита Максимович Якимов и его супруга Анна Лаврентьевна. Фото: семейный архив Якимовых
Полеты в космос
В наши времена по какому-то негласному правилу дети старались с лишними вопросами до взрослых не «докапываться», а старики молчали, потому что не хотели своей «болтовней» родственникам навредить.
На дворе уже застойные 70-е и Гагарин давно слетал в космос, но очень хочется понять: почему летоисчесление идет от какого-то Рождества Христова? Историчка отвечает строго и нервно: «Потому что так принято, не задавайте глупых вопросов!» На уроке русского языка и литературы: «…а твоя фамилия происходит от имени Яким, его давали бедным босякам и кучерам…»
Поехали с бабой Лелей (Олей) в лес за грибами на 2-ю молочную ферму. Народ с облегчением выгружается из старенького резинового «ЛИАЗа»-«скотовоза» и погружается в мир советского сельского хозяйства. По-моему это называлось знаменитый совхоз «Серовский». Вся территория поселка-фермы залита навозом, мне «удобрений» в некоторых местах чуть ли не по колено: колхозники, трактора и грибники сквозь жижу прут как танки. В загонах стоит стадо грязных, мычащих коров. Бабушка говорит: «Издеваются над животными». А в лесу дышится хорошо, на душе спокойно, идешь по лесу словно по волшебному ковру, нахожу белый гриб и бабушка меня хвалит.
Обратная сторона исторических фотографий.
Однажды с братом проголодались и потопали к бабе Леле в Старый поселок во вторую линию за гостинцем. У нее дома такая идеальная чистота, что мы удивляемся и беспокоимся, «как посмели в лучах утреннего солнца летать эти наглые пылинки, неужели это мы «грязь» с собой притащили?», получаем по конфетке. Бабушка выходит на кухню барачной коммуналки вскипятить чайник, а мы принимаемся руками разгонять эту хитрую пыль, чтобы значит незаметно бабушке помочь, и все очистить, когда мальчишкам по 7-10 лет – ума-то немного.
Слышим ее шаги и быстрехонько усаживаемся на кожаный диван с высокой спинкой, сидим смирно на краешке, как воробушки на заборе. Баба Леля удивляется, что мы конфеты кладем в карман: «на потом оставим, сейчас чего-то расхотелось», а на самом деле боимся крошками насорить. Разглядываем ее комнату: несколько купеческих сундучков от очень маленького до главного расставлены у стены по одному и пирамидкой. На комоде – белоснежная скатерть с вышивкой, шкаф с зеркалом, буфет, на столе стоит радиола, поблескивающие эмалью половицы застелены домотканными половичками. Бабушка уже давно живет одна, четверо детей кто-куда «разлетелись», со стены на нас смотрят фотопортреты незнакомых предков. Ни у кого не видели, а у нее дома, напротив кровати с никелированными наболдашниками, в углу на полке стоит икона.
Баба Леля дает мне в руки подержать почти черную «доску», и я запоминаю только цифры на тыльной стороне лика Николая Чудотворца – 1732. Старушка глядит на нас со стороны и своими внуками молча любуется. Родственные отношения потом почему-то станут какими-то скомканными, далекими, а родовую икону в 80-е годы «любители старины» просто выкрадут.
Соседка по коммуналке, «приезжая» с Вятки, во время «кухонных войн», начнет обзывать бабушку вогулкой. Наш отец Геннадий Степанович в молодости будет увлекаться разными видами спорта от шахмат до волейбола, но мечта – стать профессиональным игроком хоккейной команды «Металлург» – не сбудется. Под старость лет он расскажет, что в начале 70-х родоки из деревни звали нас возвращаться обратно в Маслово. Дом Якимовых после многолетнего использования в качестве колхозных контор, фельдшерско-акушерского пункта… планировали «освободить». Сельская молодежь в эти годы стала массово покидать «бесперспективные деревни», чтобы учиться, работать и жить в городе.
Отец вспоминал, что с ними в Серове во время войны жила его бабушка Анна Лаврентьевна, и чтобы семья не умерла с голода ей пришлось продать, обменять на продукты фамильный перстень с рубином. Много дней перед смертью она только сидела, качалась и подвывала, все думали – потеряла рассудок – держала в руках портрет своего мужа Никиты Максимовича, видимо сильно любила и страдала. Она всегда жила по принципу: Никитушка, о людях нужно заботиться… Местных раскулаченных далеко не высылали – на лесоповал в Сосьву или в Серов на метзавод. Прабабушка переживет мужа и сына, которые от каторжных работ чернорабочими, от тоски и жестокой несправедливости времени очень быстро «загнутся». Как говорил народ: угробили наших купцов-молодцов.
Когда у моих предков все отбирали, то деревенские не могли припомнить хоть что-нибудь плохое, политика коммунистов была – людей перевоспитывать или уничтожать. Все, что было в народе дурное повылазило наружу, и власти это поощряли. Один только вид купца, его стать и потенциальные возможности ярых коммунистов и рабоче-крестьянский актив раздражали. Любимый многими советский актер П. Вельяминов на экране создал образ добрых светлых коммунистов, председателей колхозов. Но сам Петр, из дворянского рода, в годы репрессий чуть не сдох в лагере политзаключенных под Лобвой.
Один из сохранившихся домов «хозяйства Якимовых» в селе Маслово (2001 г.). Фото: семейный архив Якимовых
Под колокольным звоном
Мои предки были связаны и с Сосьвинским чугунолитейным заводом (производили художественное литье), и с ярмарками в Верхотурье.
Когда Надеждинска еще и не было, по берегам рек стояли наши пристани и лобазы. Никите Максимовичу принадлежали речной пароход и две баржи, которые он с товаром «гонял» от Каквы до Обской губы (залив Карского моря). На все случаи погоды «крутились» три мельницы: водяная на Сотринке, круговая на лощадях и, естественно, ветряная, еще делали масло.
Здесь жили по старым порядкам, от души друг другу: «Доброго Вам здоровьица, Иван Иванович, помогай Вам Господь в трудах ваших праведных, кормилец ты наш и заступник…» – и по-православному обычаю и раскланяются, и перекрестятся, и облобызают. Всей деревней народ устремлялся в Верхотурье отмечать главные церковные праздники.
Люди были землепашцами, мастерами, охотниками, экспериментировали, например, здесь пробовали выращивать гречиху, но не для того, чтобы кашу есть, а для откорма домашней птицы. В обычной жизни местные купцы появлялись на людях в простой одежде, как у всех, без украшений и всегда дорожили своим именем.
Раньше Якимовы, чтобы показать характер и бесстрашие ходили на медведя один на один с рогатиной, хотя у многих были ружья. Семейное предание гласит о четырех «трофеях». Крупную рыбу: щуку, нельму, налима ловили, в том числе и дедовским способом – на капкан и острогой-копьем. Тайга, реки, озера кормили всех, и местные никогда не жадничали, у вогулов переняли языческий страх, преклонение и понимание природы. Вогул мог сказать любому: «Зачем так плохо сделал? Бросил камень в реку, дух воды рассердится, рыба совсем уйдет» – и это была тема для обсуждения на всю округу. В священные для идолопоклонников места русские люди старались не вторгаться.
Русские стали советскими
Дома в русских деревнях считались дворами, в каждом – сеновал, конюшня, хлев, погреб, по традиции их часто называли хоромами, о коровах и лошадях заботились как о людях – помнили их имена и повадки всю жизнь. Бедными могли быть только пьяницы.
Даже после революции деревенские всем миром помогали многодетным и слабым, например, собирали девушкам приданное, погорельцам строили новый дом, продолжали работать школа и библиотека. Коммунисты же взяли моду разъезжать по деревням с пулеметами и отбирать все припасы, чтобы накормить то голодающих рабочих Надеждинска, то красноармейцев и целые районы страны.
Когда гремела гражданская война, большинство местного населения в братоубийственной войне участвовать не стали, надеялись, что народ перебесится и опомнится, как это и случилось в годы НЭПа. В 1930 году в казачьих районах Северного Кавказа народ восстал против советской власти, и вооруженный мятеж был жестоко подавлен при помощи полков Красной Армии. Здесь была такая же «контрреволюционная», напряженная обстановка. Кризис в стране был залит кровью и обернулся массовыми репрессиями.
Мне кажется, мои предки были не такими горячими головами. Русские предали царя, веру, свое прошлое и заслужили Сталина. С народом произошел известный синдром, когда «заложники-жертвы» жалеют и превозносят своих «террористов-палачей».
Почему вы ведете «колхозно-пролетарские», карнавальные шествия к церкви (к фонтану), идите к ДКМ: ведь никто из многотысячной толпы в храм не заходит и даже на купола не взглянут!? Как будто бы на улице наступили 1930-1941 годы. После ваших праздников город покрывается слоем мусора и блевотины. Так и хочется вместе со всеми быть пьяным, веселым и безразличным.
Справка написана 15 ноября 1934 года в Кабаковске, найдена в Серовском госархиве в 2000 г.
Вскрытые могилы предков
Уже много лет масловцы безрезультатно ищут клад купца Якимова, который он надежно в 1918-20-х годах зарыл в чугунке.
Отец, когда был семилетним мальчишкой, случайно видел план местности, написанный на листке бумаги и спрятанный между картонкой и фотографией Никиты Максимовича, с указанием реки, каких-то цифр, знаков и букв. Деревенские верят, что клад еще не найден. В лихие 90-е местные аборигены, чтобы «ну, хоть как-нибудь» да снова поживиться за счет купцов Якимовых и нажраться на халяву, вскрыли на сельском погосте могилы последних прародителей деревни.
Раньше говорили: где родился, там и пригодился, похороните меня только на родине – такая вот история. Но кладом-то были люди. Каждый хочет найти на Урале свое счастье. Иначе зачем здесь жить?
Память о реальных масштабах деятельности купца первой гильдии Н.М. Якимове: промышленнике, товаропроизводителе, торговце, меценате оказалась убитой советской властью – была стерта и уничтожена.
Сергей Якимов.
Поделись новостью в социальных сетях
