Она тащила все и прятала, поскольку сука. Попала она к нам просто – за шкирку и в кузов, потом в самолет. Так и стала эта бродяжка членом нашей бригады из трех мужиков. На тушенке она так растолстела за две недели, что наш техрук, прилетая на вертолете, шутил над нашей холостяцкой бригадой и делал намеки.
Однажды мы, в заходе, отрабатываем сигнал – все наверху. И видим картину – наша собака берет в одну пасть булку хлеба, варежку с солью, и деловито бежит в сторону – прятать. Что мы могли послать ей с 30-метровой деревянной вышки, кроме проклятий? Не подставку же от теодолита в нее кидать! А этот хлеб и эта соль – все, что было у нас. Еще был крючок с ложкой без ручки и моток лески на банке. Это все, что надо для рыбалки. Так что продукты не брали, кроме соли и, если был, то – хлеб.
Поругали мы собачку, громко поругали. И пошли «домой» – в палатку. Это около 10 км по азимуту. Дорог и троп – нет, не было. Приходим – собаки нет. Ну, – придет по следу, куда ей деваться? Ждем день – нет. Мы оставляем бригадира, и идем вдвоем – искать собаку. Взяли килограмм сахара, и пошли. Мы ж не знали, как собак искать. Взяли что было. Бригадир злой, работа-то стоит. А собаку жалко – поорать не на кого.
Приходим – сидит под сигналом. Радостная, прыгает выше головы. Моей – представляете? Дали мы ей килограмм сахару, и пошли «домой». А бригадир встречает нас с ракетницей, 1/8. И говорит – щас я в ее пальну, – расступись! И пальнул. Ну, вы-ж знаете, что такое ракетница 1/8. Тушили потом мох.
А через день был День молодежи, совпадающий с Днем рождения бригадира. Нам с вертолётом прислали две книжки с белыми корешками, и бригадир был от них добр, и даже пустил суку нашу в палатку. До этого она спала на улице, зарывшись от комаров в мох. Так, что утром мы рисковали, не заметив, наступить на нее.