Думаете, бред? Сейчас расскажу во всех подробностях.
Это было девять лет назад. Евгений Евтушенко приехал в Екатеринбург с мюзиклом «Идут белые снеги». Вместе с командой московских артистов (во главе с Дмитрием Харатьяном) исполнял собственные стихи. «Комсомолка», где я тогда работал корреспондентом, была информационным спонсором тура. Накануне ко мне подходит Ольга Михайлова – она была директором в уральской «КП». Дает мне небольшую сумму «представительских» и велит три дня от лица организаторов сопровождать легендарного поэта в Екатеринбурге: кормить, поить, знакомить с городом.
И вот я его встретил: высоченного, в каком-то немыслимом клетчатом пиджаке, яркой кепке, нелепом пестром галстуке и такой же пестрой рубашке.
— Учти, я очень капризный! – то ли с юмором, то ли серьезно говорит он мне, узнав, что я его буду сопровождать.
Меня до этого предупреждали: у Евтушенко суровый нрав, может и послать, если чего не понравится.
С первых секунд нашего знакомства я понял — легендарный поэт прибыл на Урал в дурном настроении.
— Ехали из Самары на поезде. И ни на одной станции фрукты не продают. А у меня авитаминоз!
Уже был вечер. Перед тем, как уехать в гостиницу (Евтушенко с артистами жили на базе за городом), он просит меня заехать в супермаркет – за фруктами.
Мы отправляемся в самый больший магазин города – в «Купец» (ныне «Гипербола» в Гринвиче). Я очень хорошо запомнил тот поход.
— Возьмем яблоки, апельсины. Ананас! Манго, авокадо, — Евтушенко набирает полную корзину. – Потому что фрукты – это главный залог здоровья. Фрукты и хорошее красное сухое.
Мы в винном отделе. Евтушенко подходит к витрине с самыми дорогими винами. Выбирает бутылку за пять тысяч рублей (для меня – студента журфака – целое состояние). И, несмотря на свой великий рост, Евтушенко просит меня достать бутылку с самой высокой полки. Я тянусь к ней и роняю. Бутылку. За пять тысяч. Вдребезги.
На что Евтушенко невозмутимо берет вторую, кладет в корзину и говорит:
— Пойдем, друг, к кассе.
В очереди он уже переключается на кассиршу, которая его не узнала (мне показалось, что даже приняла за сумасшедшего – за непривычный для сурового Екатеринбурга яркий прикид):
— Разве ты и этих моих стихов не слышала?
Напевает ей «Со мной вот что происходит».
Кассирша фыркает и отбивает фрукты. Не слышала.
В машине мы разговорились.
— Вот вы живете в Америке, преподаете там русскую литературу студентам. А в России почему не преподаете?
— Потому что там я могу жить на американскую зарплату.
— А если здесь будете учить, то не сможете жить?
— Конечно, нет! Зарплаты маленькие. Моя пенсия в России — 4900 рублей. Это все то, что в 75 лет дает мне наше государство.
— А гонорары?
— Гонорары от новых книг есть, но они маленькие. Я бы даже сказал, микроскопические! И так во всем мире, потому что поэзия нигде не расходится большими тиражами. До приезда к вам я был в Самаре. Там живет замечательный поэт Михаил Анищенко. Таких талантов я лет тридцать не встречал! Он поэт уровня Рубцова и Есенина. Анищенко пятнадцать лет писал книгу, выпустил ее. И ему за нее заплатили шесть тысяч рублей! Как на такие деньги можно жить? Теперь замечательный поэт «ушел на дно», бомжует буквально. Я пока был в Самаре, ругался с местными журналистами, что не берегут потрясающего поэта. А они мне — не знаем, где он сейчас.
(Очень интересно, жив ли поэт Анищенко.Alena Samarinaa,Татьяна Плотниковаа, дорогие, слыхали ли вы про него что нибудь?)
На второй день первый день Евтушенко просит меня сводить его «в какой-нибудь хороший местный театр-бренд». А какой у нас театр-бренд в Екатеринбурге? Конечно, Коляда-театр.
Я тут же, при Евтушенко, набираю номерКоляда Николай (Kolyada Nikolay)) (волновался очень: с одной стороны знаменитый Евтушенко, с другой – знаменитый Коляда).
Так, мол, и так, — говорю, — я вам сейчас Евтушенко привезу! Да, самого! Есть что показать?
Как раз в те дни в Екатеринбурге шел фестиваль «Коляда Plays», в тот вечер ставили спектакль артисты из Бишкека.
Через 20 минут мы были уже в театре. По дороге захватили Коляду. Он, казалось, глазам не верит.
На выходе из театра Евтушенко даже прослезился:
— Давно такой хорошей игры не видел, — говорит он мне и идет к Коляде. Тот рассказывает поэту, чего ему стоило впервые организовать международный театральный фестиваль на уральской земле:
— Я даже заложил свою квартиру, чтобы это устроить. Не дают денег!
Потом, уже в машине, я рассказываю Евтушенко, как Коляду выгоняли из здания театра на Ленина.
— С такими успехами вы всех своих талантов лишитесь.
В этот момент ему звонит министр культуры Самарской области. С претензиями: чего это поэт ругался на ее ведомство?
— А вы поэта своего забыли, — отвечает в трубку Евтушенко. Министр помолчала и пообещала в кратчайшие сроки отыскать Михаила Анищенко и помочь.
— Я езжу по регионам и исполняю роль этих «министров культуры», — говорит мне Евгений Евтушенко. — Больно смотреть, как чиновники либо забывают поэтов, художников. Либо меняют искусство на деньги.
Ужинать мы поехали в ресторанчик «Дудки» (сейчас там «Паштет»). Выпили местной настойки, закусили груздями со сметаной…
Не так уж много мы и употребили на двоих, но Евтушенко тогда разоткровенничался со мной. Как с сыном или другом, что ли. Я ушам своим не верил, как откровенно он со мной разговаривал.
— Ты же татарин? По глазам вижу. Была у меня татарка. Беллой звали…
Мы говорили о многом. Я видел перед собой несчастного человека. Он привык к невероятным масштабам: если выступать — то перед стадионами; если спорить – то с Хрущевым; если влюбляться – то в самых красивых женщин. Он об этом с таким восхищением рассказывал мне.
А что сейчас? Даже кассир в магазине не узнает.
Чувствовалось, что ему не хватает масштабов. И как ему больно, что он практически оказался не нужен на Родине. В России его серьезно уже не воспринимали – это он мне сам говорил. Да и за океаном ему было очень, очень одиноко.
В газете я тот разговор в «Дудках» не опубликовал. Еще в начале нашего ужина он увидел мой диктофон и попросил убрать:
— Это всё – не под запись.
Но я помню ту беседу очень подробно… И как такое можно забыть?
На следующий день, перед концертом, Евгений Александрович встречал меня рано утром — свежий, бодрый, в футболке с логотипом фестиваля Николая Коляды, которую ему подарили накануне.
— Я просыпаюсь рано и работаю. Вот, послушай, что написал сегодня…
Он зачитал мне новое стихотворение. А потом попросил:
— Отвези меня к моему давнему свердловскому другу Виталию Воловичу.
Знаменитый художник, почетный гражданин Екатеринбурга, Волович такого гостя не ожидал. Встретил Евгения Евтушенко буквально со слезами на глазах. Пока мы разглядывали мастерскую художника в центре города, Волович проговорился, что вынужден съезжать отсюда.
— Почему? — спрашивает Евтушенко.
— Повышают арендную плату, — тихо говорит Виталий Михайлович. — Таких денег нам не найти.
Евтушенко понимающе кивает: в каждом городе такое происходит.
— Это прижимание деятелей искусства идет везде. Давай бумагу, — требует вдруг Евтушенко. — Буду писать тогда в администрацию вашего города. И уж твое дело, давать этому письму ход или нет.
— Женя, я думаю такие дела не решаются в индивидуальном порядке. Это общие тенденции, которые связаны с повышением аренды. Нас так-то никто не выгоняет. Нам просто подымают аренду, и скоро мы сами тихо поползем отсюда, — Виталий Волович, впрочем, протягивает бумагу. — Это не индивидуальная ситуация, она касается всех. И для меня исключения никто делать не будет.
— Я о тебе лично вообще писать не буду, — сурово говорит Евтушенко.
— Можно я обращусь к тебе, если в этом будет необходимость?
— А где ты меня найдешь? Я могу сегодня здесь быть, завтра там. А у тебя уже будет письмо в руках, и я советую тебе отдать его. Кашу, как говорится, маслом не испортишь. Я ж не буду писать его в плане: «А вы, надменные потомки». Это не оскорбительное письмо.
Через несколько минут Евтушенко зачитывает:
— «Мэру города Екатеринбурга Аркадию Чернецкому. От поэта, члена Европейско-Американской академии искусства, лауреата Государственной премии СССР Евтушенко Евгения Александровича. Дорогой Аркадий Михайлович! Я — давний друг писателей и художников Свердловска. Прошу вас сделать все, чтобы арендная плата за мастерские художников не увеличивалась, ибо вы тогда лишитесь лучших из них. Думаю, что руководство города любыми способами может помочь сохранить Свердловск как культурную столицу Урала».
Я, честно говоря, уже и не помню, чем та история с мастерской Воловича закончилась. Зато помню, что рок-опера в «Космосе» прошла с аншлагом. Был в зале, видел овации. Зрители не хотели расходиться после концерта. У гримерки поэта выстроилась очередь за автографами.
Глаза Евтушенко горели, как у влюбленного мальчишки. Он был счастлив. Счастлив, что опять нужен людям, опять востребован.
— И это несмотря на то, что наша «замечательная попса» сделала столько для того, чтобы отравить вкус к поэзии своими чудовищными «сочинениями», — говорил он мне, попутно подписывая книги. — Хорошо, конечно, что у нас нет официальной цензуры, но нельзя и выкидывать редактуру. Сейчас попса заполоняет людям уши и души. Я на днях был в Украине и узнал жуткую статистку: 46 процентов украинцев не читают книг! Думаю, у нас эта цифра не меньше. Однажды я выступал в Московском пединституте. Там никто из студентов не знает писателя Габриеля Маркеса. Только одна девушка встала и робко подняла руку. Говорит: «Евгений Александрович, я попыталась прочитать одну книгу Маркеса. Но пробраться не смогла — там думать все время надо». Думать надо! А мы не привыкли.
На прощание он приобнял меня, сфотографировались. Евтушенко попросил листочек из моего редакционного блокнота. И написал:
Дорогой Ринат Низамов!
Не старайся быть из замов
Лучше будь редактор-шеф
С гордостью похорошев!
В том возрасте я ещё не понимал, что эти четыре незамысловатые строчки — награда от человека-эпохи.
На следующий день Евгений Евтушенко уже был в Новосибирске. Читал стихи и, наверное, играл роль министра культуры там. По телефону (я ему звонил, чтоб согласовать текст интервью) он пообещал мне еще непременно вернуться в Екатеринбург.
К сожалению, больше не вернулся.
Но в моем сердце он навсегда останется – и именно в Екатеринбурге! Такой яркий, свободный, мудрый. Великий!!!
P.S. Сегодня, 9 апреля, исполняется 9 дней со дня смерти Евгения Евтушенко. Согласно завещания, его похоронят на кладбище поселка литераторов Переделкино. Прощание в московском Доме литераторов пройдет 11 апреля.